Вот уже почти год как отец Илий покинул Оптину, но по прежнему туда на его имя пишут письма и едут люди, помятуя о духовных плодах, оставленных им на калужской земле.
«Меня к нему благословил съездить мой батюшка, — рассказывает женщина по имени Любава. — Когда мы приехали в гостиницу, то я рассказала своим соседкам в номере по поводу планируемой встречи со старцем — они рассмеялись и сказали, что это практически невозможно, что люди месяцами ждут его, ищут, но его нигде нет.
В первый день после служб, после послушания, мы пошли вечером с подружкой гулять по территории монастыря. Говорили о своём — о женском. Такая тишина и спокойствие, как будто всё показалось настолько мелочным и ненужным обсуждению, что мы стали просто молчать. И вдруг я вижу, как по аллее идёт маленький схимник с двумя молодыми здоровыми парнями — охрана. Я сразу поняла, что это именно старец Илий (в Оптиной много схимников). Но эту походку не передать словами — такая кротость и покорность в ней, словно он шёл как перед Богом, склонив голову, и вокруг него всё погружалось в Любовь.
Почему то откинула я свои перчатки в кусты и просто как ребёнок ринулась к старцу, охранники мне перегородили путь, а я сказала: «Батюшка, я издалека к Вам приехала, у меня к Вам жизненно-важный вопрос!» Он в это время поднялся на несколько ступеней лестницы храма (скрытая лестница в алтарь, она слева у храма, не центральная), и повернулся ко мне с улыбкой: «С севера?» И так получилось, что мы стали друг против друга и за счёт того, что он поднялся по лестнице, то его глаза были напротив моих — я высокая барышня. Он рукой остановил охранников, ребята заулыбались, и стал беседовать со мной. У него молочно-голубые глаза, такие беззащитные. Я просто почувствовала себя рядом с ним каким то монстром, оголились все мои внутренние страсти при таком свете — это было невероятное ощущение.
Батюшка лучился чистотой. Говорил тихо-тихо, словно его слова ручейком заполняли моё сердце. Он несколько раз благословил меня. А моя подруга в это время стояла в метре от нас, она даже не могла подойти, она застыла. И люди, которые увидели нас, тоже стояли в стороне, словно их кто то держал, не давая нарушить нашу беседу. В другие дни я видела, как паломники, словно дикое стадо неслись к старцу, перебивали друг друга, толкались. А тут такая тишина.
Потом одна женщина вернула мне мои выброшенные перчатки. И все тихо разошлись. Я пришла в номер и написала исповедь. Думала, что пойду на исповедь к отцу Антонию (всё говорили о нём), но на следующее утро опять встретила старца и молча протянула ему листок с грехами, он молча взял и всё. И так мы случайно встречались каждый день — охранники уже смеялись, улыбались и подпускали меня к старцу просто на благословение.
И ещё вспомнила случай. К отцу Илию подбежали две женщины с детьми — одна дочь с малышами и её мать. К Батюшке они протолкнули мальчика и говорят, что он сильно болеет, что делать. Старец стал его благословлять и вдруг спросил: «А почему он не крещённый?» Женщины стал друг друга спрашивать: «Ты ведь его водила на Крещение?» — «Я его не водила, это ты водила!» — «Нет, я не водила!»
Батюшка сказал «Окрестите ребенка и всё будет хорошо». Как он увидел? А те стояли и спорили, как бабки на базаре, забыли про старца, и мальчик стоял рядом. Мать с бабушкой искали крестик на шее, а его не было».
«Батюшка, умножь во мне веру!»
«Впервые имя оптинского старца Илия я услышал в Высоцком мужском монастыре города Серпухова, — рассказывает М. Гришин, автор заметок «К отцу Илию в Оптину». — Дело было так. Я попал на исповедь к игумену монастыря отцу Кириллу, который долго и внимательно слушал мои слова, а затем сказал: «Лучше всех тебе ответил бы духоносный старец. Я боюсь повредить. У меня нет такого духовного опыта. Есть старец — отец Илий в Оптиной пустыни, к нему езжай. Не знаю, сможешь ли пробиться — к нему много людей притекает».
Сказано — сделано. Вот я в Оптиной: стою в Казанском соборе, благоговейно замирая, слушаю звонкие переливы двух монашеских хоров, стоящих на левом и правом клиросах. У кого то из поющей братии такой сильный и густой бас, что у меня внутри, там, где предположительно должна находиться душа, что то начинает трепетать.
Один богомолец указал, по моей просьбе, на отца Илия. Я представлял его совсем по другому. Богатырём, типа Ильи Муромца, и имя у него схожее. А тут? «Нет в нём ни вида, ни величия». Маленького роста, тщедушный, длинная седая борода. Служба закончилась. Отца Илия обступили такой плотной толпой люди, что оставалось только удивляться, как его не сбили с ног и не затоптали.
Тогда для меня, только идущего ко храму, это было в диковину — фу, как не культурно, не вежливо, какой фанатизм — так набрасываться на пожилого человека! В то время я не очень понимал различие между старым человеком и старцем молитвенником — богатырем Духа.
Постой ка рядом, послушай, о чём говорят, о чём просят старца паломники. Сколько горя — с ума сойдёшь! Грузная тётка с почерневшим от свалившейся на неё беды лицом цепляется за отца Илия: «Батюшка, сын человека убил. Скоро суд будет. Помолись! Что делать не знаю!».
Старушка с заплаканными, выцветшими от боли глазами вопиет: «Батюшка, у невестки рак, с кулак шишку на голове надуло, трое деток малых останутся без матери, помолись за нас, родимый, погибаем!»
Со всех сторон звучит как стон: «Батюшка! Батюшка! Батюшка!»
После всего услышанного, мои вопросы, с которыми я приехал к отцу Илию, показались мне ничтожными и как то сами собой прояснились у меня в голове, — говорит М. Гришин.
«Второй раз я увидел отца Илия, когда приехал в Оптину в числе таких же, как и я, новоначальных христиан, — продолжает он. — Нас по одному подводили к Батюшке под благословение. Не знаю, что он говорил моим предшественникам, но мне слово его попало не в лоб, а прямо в глаз.
Я подбежал к Батюшке, сложил ладони лодочкой и молодцевато, как на плацу генералу, гаркнул: «Раб Божiй такой то». Отец Илий устало взглянул на меня и слабым голосом произнёс: «Да… Русский язык мы знаем…»
Кровь бросилась мне в лицо: я с особой ясностью осознал смысл привычных русских слов, которыми мы козыряем по много раз в день. «В самом деле, ну, какой ты раб Божiй? Ты есть раб греха и порока», — словно со стороны подумал я о себе во втором лице.
Батюшка сходу обличил меня: произнёс прикровенно невесёлую правду обо мне. Пожалел он меня, сказал в необидной форме, с горечью, как бы внутренне сокрушаясь обо мне, что я такой непутевый.
Я вспомнил старый фильм «Бен-Гур», где показана жизнь рабов на римских галерах. Одна радость у прикованных за ногу людей, когда надсмотрщик с кнутом отойдёт в сторонку воды попить или малую нужду справить: можно поработать в полсилы, а всё остальное время вкалывай. Не хочешь служить хозяину — налегать на весло, сначала крепко накажут, а не поймёшь вразумления, так чикаться не станут — выкинут за борт рыбам на пропитание.
А мы? Разве мы как рабы работаем Господу? В лучшем разе как больные, капризные, неумелые дети.
Я поцеловал Батюшкину руку, неожиданно крупную для его комплекции и, понурив голову, отошёл, освободив место другому «рабу Божiему».
Третья встреча с отцом Илием состоялась в братском корпусе, за закрытыми дверями. Нас, паломников, было трое, и каждый мог сравнительно спокойно поговорить с Батюшкой. Я заранее подготовил в уме слова о своих внутренних нестроениях и житейских бедах, которые в тот период моей жизни особо одолевали меня, рождая в душе ледяное уныние и безразличие ко всему. Мне хотелось попросить святых молитв Батюшки (ведь много может молитва сильного) и узнать — как жить дальше.
Когда подошла моя очередь, я, стесняясь своего физического превосходства, встал перед отцом Илием на колени и неожиданно для себя сказал: «Батюшка, умножь во мне веру!» — «Веру?», — нараспев произнёс Батюшка. Удивился. Затем хорошо, так ласково улыбнулся, что сразу угрел мне сердце.
Слова и время потеряли значение. Всё, кроме одного, утратило смысл — вот так стоять бы до конца жизни рядом с Батюшкой на коленях, да греться в его лучах — на греческом языке его имя значит Солнце.
Сколько же это длилось? Может быть, десять минут, а может быть и вечность. С того дня я стал живее понимать слова Апостола: «покрывайте любовью», испытав на себе тепло настоящей любви.
Батюшка Илий! Пожалуйста, помолись Богу о нас, грешниках!»
«Бесчадие у меня»
Раба Божiя Елена рассказывает о своём незабываемом посещении Оптиной пустыни, совершённом ею вместе с мужем: «Приехали мы к 7 30. Служба ещё шла. При входе в монастырь была женщина. Я у неё узнала, как попасть к отцу Илию. Она сказала, что это трудно и там ли он сегодня, не знает. Он, мол, после службы в храме общается с людьми, людей много и она сама там живёт, а к нему не попала ни разу. Ну, если Бог поможет, то, может, попадёшь. Говорит, обычно он у алтаря справа подходит, ты туда постарайся поближе подойти.
Я немного расстроилась, но отступать мы не стали. Пошли на службу. Отстояли, приложились к святым мощам. Муж с каким то батюшкой разговаривал, он его благословил, а я, как сказали, к алтарю поближе пытаюсь пробраться. Выходит отец Илий. Народ как ринулся (а надо сказать, что было там не менее человек двести желающих к нему подойти, суббота плюс праздник). Сзади меня активная такая бабуля пихает всех вперёд. На неё ругаются, а она своё.
Вот она то и сыграла для меня роль. Пока ругались и пихались, так получилось, что она меня вперёд толкнула и… я оказалась прямо перед Батюшкой, а он уже отходит. Я ему сразу: «Отец Илий, нужны Вы мне». Он остановился, посмотрел. Я опять: «Бесчадие у меня». Он так посмотрел удивлённо, потом подошёл, в глаза серьёзно так взглянул и говорит, наклонившись ко мне: «Что у тебя?» — «Бесчадие», — говорю. Он опять так удивлённо смотрит, как вроде не верит. Потом улыбнулся: «Молишься плохо. Плохо моли-и-ишься».
Отошёл. Потом возвращается, сначала по голове ладошкой так легонько постучал два раза, а потом просвирку дал. А когда к голове прикоснулся, меня аж боль пронзила (не преувеличиваю). Но быстро прошла. А он улыбнулся и ушёл.
Дальше пошли на святой источник. Там две купели — женская и мужская. В обеих — люди, двери закрыты. Мы подождали. Из женской вышли две женщины. Я спросила, что да как. Они говорят: «Здесь такие (!) исцеляются, и у тебя всё хорошо будет, троих ещё родишь. Заходи, водичка тёплая, жарко ещё будет».
Я радостная, что не ледяная вода, иду раздеваться, надеваю сорочку и — в купель. Только ноги опустила — елки зелёные — ледяная… Ну а что делать? Захожу, окунулась два раза, а в третий набрала воды с собой и умылась. Выхожу. А мне жарко. Вот так, думаю, матушки, — и впрямь жарко. Ну и поехали потом домой, перед этим мёд в сотах купив. Люди там добрые, от души тебе помочь готовы, улыбки на лицах.
Ну вот, а в декабре я схиигумену Илию написала письмо…»
Паломники из Харькова
«Томление духовной жаждой и известный эгоизм побуждали нас пытливо выспрашивать: а как же можно свидеться со старцем Илием? — рассказывает Станислав Минаков, паломник из Харькова. — Выяснилось, что сегодня после вечерней службы он будет одаривать. И снова мы во Введенском храме, у раки преподобного Амвросия, к которой притягивались как бы центростремительно. Одна добросердечная девушка, поколебавшись, указала нам корпус в монастыре, куда мы немедленно и отправились.
Поднявшись на второй этаж, мы увидели в узком коридоре возле одной из келий скопление женщин, до десяти человек, среди которых было несколько монашек. Ближе всех к нам стоял Юра. Из келии вышел молодой человек в светском одеянии, наверное, келейник, и сказал, что отец Илий принять никого не сможет, поскольку устал, ему нужно отдохнуть, ведь впереди — служба. Мы все робко молчали, и никто не сделал движения уходить. (Не так ли прихожане нетерпеливо роптали, не считаясь с тяжким нездоровьем Амвросия?) Парень вздохнул: «Ну, я сейчас узнаю!» Через пять минут вышел снова и сказал: «Просьба — без обращений, недолго. Да?»
Все были распираемы радостным предвкушением. Вышел старец Илий, невысокого роста, худенький, в опрятной темно синей рясе, с непокрытой головой, с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвостик, и большой седой бородой. Женщины оживились, подались к нему, кто — что то бормоча, кто — протягивая подарочек, яичко. Лицо старца озарилось улыбкой, какой то сдержанной, внутренней, смущённой. Взяв одну из монашек за руку, он сказал: «Куда ж нам тебя определить то?» — и словно задумался, положив правую ладонь на подбородок. И стал раздавать подарки пришедшим, включая и нас. Это были красивые молитвенные разноцветные книжки-буклеты «Акафист Нерукотворенному образу Господа нашего Иисуса Христа» из шестнадцати ненумерованных страниц, выпущенные в 2003 году (только только!) издательским домом Максима Светланова, что и было пропечатано на половинке обложки непростой конфигурации, раскрывавшейся как складень, как алтарь. На второй странице обложки надпечатка гласила «Схиигумену Отцу Илию в знак глубокой любви и почтения».
Вручая буклетик, отец Илий каждому пожимал руку и внимательно смотрел в глаза. Взгляд его забыть невозможно: ты словно предстоишь (и теперь, записывая и прочитывая эти строки) чему то всепонимающему, просвечивающему всю твою сущность, прощающему и любящему, и в связи с этим побуждающему к ответственности. Я стоял дальше всех, а потому мы со старцем пробирались друг к другу дольше всего. Я взял его руку и словно не хотел (не мог?) отпустить. В этот момент Юра сказал: «Батюшка, мы едем в Дивеево. Благословите». «Помолитесь, помолитесь!» — кивнул отец Илий».
После встречи автор этих путевых заметок, по его словам, всё время думал о взгляде и рукопожатии Батюшки. И далее он так продолжает свой рассказ: «… Мы успели на вечернюю (а было ещё солнечно) службу в Казанском соборе, которую правил настоятель обители отец Вениамин. Опоздав к началу, мы с трудом — из за обилия народа — вошли, но продвигались только, когда кто-нибудь покидал храм.
«Христос воскресе!» — этот клич сопровождал нас затем всю неделю дальнейшего путешествия, во всех храмах России. «Воистину воскресе!» — высоко откликались местные и паломнические отроки, собравшиеся группой у выхода из храма, отчего кадившие просто по детски расцветали, ожидая этого звонкого выкрика, словно застигаемые врасплох.
После окончания нам открылось, что службу (на скамьях) отстояли и отец Илий, и многие старшие монашествующие. Юра подошёл к отцу Фёдору, чтобы, как он объяснил, «спросить о судьбе России», но тот отослал его к Илию: «Вот он — всё знает». Но отца Илия мы в храме уже не видели.
Приложившись к кресту, люди покидали храм. Почти все наши тоже вышли на площадь монастыря, вроде и не желая никуда уходить. И тут из храма нас позвал Юра. Оказалось, что с амвона отец Илий раздаёт из большой коробки каждому подходившему по горсти конфет, а потом и крашенки. Людей было не очень много, человек до тридцати, включая всех нас.
Преимущественно это были инокини, как я догадываюсь, из Шамордино. Каждый раз, наделяя подходившего, старец озарялся радостью, видя, какое счастье (не меньше) он доставляет окружавшим. Помогали ему справляться с коробами низкорослый очкастенький служка и… москвич Андрей, сказавший, в частности: «Батюшка, вот паломники из Харькова!»
И нас наделили всем. Получая конфетки от старца, я как бы обнял его руку своими ладонями, поцеловал её, и снова, как давеча, задержал — тёплую и сухую, с бледными пальцами. Такая «хорошая», уютная рука. Я длил эти мгновения, а он — как будто весело глядел на меня.
Отчего же я поцеловал ему руку? Да за душу его великую. Спросите меня, откуда же я знаю о величии его души. А вот — знаю.
Мы покинули храм только с уходом старца. Каждый нёс дары как святыню. Никто и не собирался сразу употребить их по назначению: довезти бы домой, родным.
Я думал, что мы, чужие люди из далёкого Харькова, с Украины, сегодня нежданно обласканы старцем, но не сделали ему никакого праздничного подарка. Ничего, Бог даст, ещё сделаем. Есть такая надежда [… ]
Ещё было светло, и я успел побродить вокруг Иоанно-Предтеченского скита.
А дары от отца Илия в этот день ещё не закончились. Когда мы уже собирались ко сну, к нам в комнату зашёл наш гостеприимный хозяин и вручил мне деревянный складень в пол-ладони, створки коего соединялись двумя кожаными ремешками. Спас Нерукотворный и Владимирская Богоматерь. Та самая, знаменитая, возлюбленная мной с отрочества, — образ, который неизменно сопровождает меня в жизни. Даритель сказал: «Складень мне подарил отец Илий, и я хочу, чтоб он остался у вас. Это — всей вашей группе».
Ольгин букетик
На страницах газеты «Вера» — «Эском» Ольга Рожнёва собрала замечательный букетик историй о Батюшке. От него веет свежестью настоящего Лета Господня.
«Первую историю, — сообщает автор, — рассказала мне на совместном послушании в братской трапезной Оптиной пустыни паломница Ольга: «Хотела я спросить у старца, есть ли воля Божiя на моё монашество, но никак не получалось побеседовать с ним. И вот стою после службы, вдруг народ задвигался, хлынул за вышедшим старцем. Кто то вопрос хочет задать, кто то попросить молитв, кто то просто благословиться желает. Ну, думаю, не подойти мне к старцу.
И вдруг народ выталкивает меня прямо в спину к нему. Недолго думая, громко спрашиваю: «Батюшка, отец Илий! Буду ли я монахиней?» И Батюшка, не оглядываясь, отвечает: «Да, ты будешь монахиней. Обязательно будешь монахиней!» И уходит, сопровождаемый народом. А я остаюсь и чувствую, как охватывает меня недоверие, а за ним уныние. Старец даже не взглянул на меня. С таким же успехом я могла спросить, буду ли я космонавтом.
В унынии плетусь к братской трапезной. Стою и плачу. Рядом ещё паломники стоят. Кто то своего духовного отца ждёт. Кто то старца дожидается. Стою без всякой надежды. И вдруг появляется отец Илий. Сразу тянутся к нему руки с записками, народ вопросы наперебой задаёт. Но Батюшка подходит прямо ко мне. Внимательно смотрит на меня и спрашивает: «Ну что, ты уже выбрала себе монастырь, где хочешь жить?»
На этом месте глаза рассказчицы увлажняются — утешил Батюшка! Хоть и не взглянул при вопросе, но духовным зрением он видит многое.
Гостиничная Елена делится со мной: «Как права пословица: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем!» Вот был наш оптинский старец отец Илий рядышком — мы это не ценили в полной мере. Подойдёшь иногда, благословишься. А иногда смотришь — как много людей Батюшку окружило — и мимо пройдёшь, думаешь: надо поберечь старца, не досаждать лишний раз. А сейчас вот уехал он подальше — духовник у самого Патриарха, так как же ждёшь его приезда! Как солнышка красного!»
Только поскорбели мы, что нечасто теперь старец в Оптиной бывает, — он и приехал. И благословились, и записочки отдали. Поднимаюсь по лестнице паломнической гостиницы, а схиигумен Илий мне навстречу спускается. На лестнице ещё две сёстры стоят — как и я, от радости чуть не прыгают.
Благословил нас Батюшка, поговорил немножко с каждой, а в руках у него книги духовные — как раз три. Он одной сестре подарил, другой, я следующая. А я стою и думаю: «Есть у меня уже такая книжечка то. Мне её вчера только архидьякон отец Илиодор подарил». Посмотрел на меня отец Илий внимательно, улыбнулся… и не дал мне книгу. А снизу уже новая паломница поднимается. Ей и подарил.
Вот ведь, думаю, Батюшка всё видит! Как же мне хочется о нём побольше узнать! Вот бы ещё кто нибудь рассказал о нём!
На следующий день еду я по делам в Калугу, возвращаюсь поздно, на автобус опаздываю. Звоню своему духовному отцу и объясняю, что припозднилась. Отвечает он мне, что в Калуге как раз оптинская машина. Сейчас назад, в монастырь, поедет, меня и захватят.
И вот я сижу рядом с водителем Сергеем, молодым ещё парнишкой. Несмотря на молодость, он уже несколько лет в монастыре работает, сейчас прораб на одной из многочисленных монастырских строек. И оказывается, что он чадо отца Илия.
— Брат, расскажи мне хоть немножко про старца! — прошу я.
Он соглашается. И рассказывает мне о своих встречах со старцем.
Сначала Серёжа не всегда к старцу за благословением обращался. Вот сдал на права, начал машину водить — без благословения. «Что, — думает он, — старца по мелочам беспокоить, мало ли у него забот! Не будешь обо всём сообщать — вот, дескать, водителем заделался!»
А отец Илий приехал из Греции и всем иконочки дарит. И всем — разные. Посмотрит на человека — переберёт иконочки и достанет какую то одну. Сергею благословил иконочку святого Николая Чудотворца. Отошёл Серёжа в сторону, а сам ропщет: «Есть у меня дома Николай Угодник! Лучше бы Батюшка какую то другую икону подарил!» Переворачивает иконочку, а на обратной стороне — молитва водителя!
А рядом стоит мужчина в годах, видно, что в Оптиной впервые. Держит в руках иконочку Целителя Пантелеимона и спрашивает у Сергея: «Я недавно только в храм ходить начал. Вы не знаете, что это за иконочка?» А Серёжа спрашивает: «А у вас, простите, здоровье хорошее?» «Да что вы! Я серьёзно болен. Болезнь меня и в Церковь привела, если честно». Объяснил Сергей ему, что к святому целителю Пантелеимону обращаются в болезнях.
И вот что интересно: пока Сергей подаренную Батюшкой иконочку в машине хранил, ни разу его ГАИ не останавливала. А потом решил унести икону домой, чтобы на солнышке не выцветала. Только унёс — на четыре месяца права отобрали за нарушение. Как так нарушил, и сам не понял. Теперь только с иконочкой — Батюшкиным благословением — и ездит.
После этого случая стал он все серьёзные решения принимать только с благословения старца — своего духовного отца. Хотел купить старый «КамАЗ». Деньги долго копил, в долги влез. Нашёл и «КамАЗ» подходящий. Проверил — хорошая ещё машина! Пошёл к старцу благословиться. А старец не благословляет — без объяснений. Ну, что делать, послушался Сергей, не стал покупать. Хоть и расстроился. А выходит, что расстроился то он зря. Были, оказывается, какие то незаметные, но серьёзные неполадки в машине. И через неделю сломался «КамАЗ», по выражению Серёжи, «в хлам».
А как то приехал Сергей к духовному отцу, а он ему и говорит: «Ну что, путешественник мой, путешествуешь?» «Да нет, — отвечает Сергей, — из монастыря никуда». Старец только улыбнулся. Возвращается Серёжа в Оптину, а его тут же отправляют в Воронеж, к Тихону Задонскому, Воронежскому чудотворцу. Вот только недавно вернулся. И в Калугу поехал. Тут мы с ним и встретились.
— Расскажи ещё что нибудь, — прошу я.
Сергей думает недолго:
— Ну, вот жениться я собирался несколько лет назад. Невеста моя объявила, что хочет учиться поступать. Поедет, дескать, документы отвозить. Деньги заплатить нужно. Ну, я с деньгами помог ей. Проводил. Жду. А я только ещё начинал у Батюшки на стройке работать. Нужно было песок ехать нагружать. И подобрались мы так, что все ребята здоровые, рослые, а я самый молодой, меньше всех ростом и худее.
И вот благословляет отец Илий, чтобы меня отправили песок этот грузить. Я ещё в душе возроптал: ну, думаю, нашёл Батюшка, кого выбрать! Но поехал, конечно. И вот еду — и вижу девушку свою с другим. Было у нас объяснение, после чего мы расстались. О чём я сейчас нисколько не жалею. Она за этого, другого, замуж вышла, ребёнка ждёт. А я вот в монастыре работаю. Может, совсем сюда переберусь. А ведь жениться хотел…
Ну, скоро приедем уже. Видишь, как незаметно за разговором дорогу скоротали? Что тебе ещё рассказать — напоследок?
Вот, представляешь, недавний случай: работаю на стройке, бетономешалка грохочет вовсю. Приезжает отец Илий. Батюшка никогда на машине в ворота не въезжает.
— А почему не въезжает?
— Ну как? Он смиренный очень. Не хочет как начальник. Всегда из машины выйдет, сам ворота начинает открывать. Поздоровается со всеми, поклонится всем. Вот и в этот раз выходит из машины, подходит к воротам. Я одну створку тяжёлых железных ворот открываю, а он вторую начал открывать. А потом благословил меня и спрашивает: «Слышишь, как по кресту стучат — тук-тук?»
Я отвечаю: «Какое там стучат, Батюшка, по какому кресту! Я ваш голос то с трудом слышу!» Он улыбнулся и пошёл. И что ты думаешь? Через пять минут иду по строительному делу к отцу Иоанну, который тут недалеко, метрах в двадцати. А он крест из меди отбивает себе в келью. И стучит — тук-тук. Как это можно было услышать на таком расстоянии, под грохот бетономешалки — ума не приложу. Ну, да у старца ведь другой слух, не такой, как у нас с тобой. Понимаешь?
…Вернулась я в Оптину и на следующий день, после послушания, захожу в книжную лавку. Смотрю: книга интересная — архимандрита Рафаила Карелина, «На пути из времени в вечность». Купила я эту книгу, прихожу в келью, открываю её на первой попавшейся странице и читаю: «Чем выше стоит подвижник на духовной лестнице, тем труднее писать о нём… Потому что духовное видит душевное, а душевное не видит духовного. Только лишь через какие то просветы человек может соприкоснуться с внутренним миром подвижника как с откровением благодати…»
«… А чудотворцы точно все»
Некоторые паломники и визитеры, попав к Батюшке, всеми правдами и неправдами пытаются получить у него благословение на заранее принятое ими же самими решение. Или истолковать услышанное «в свою пользу». Духовный штампик поставить: «Отец Илий. Благословение». Нужно ли говорить, что никакой пользы от этого не будет, одно недоумение потом: ну как же так? ведь старец, старец благословил!
«Как то давно я паломником приезжал в Оптину пустынь, — рассказывает B. B., — и наблюдал историю: два благочестивых трудника, мечтавших поступить насельниками в обитель, решили стяжать такие духовные подвиги, которые перед лицом Бога служили бы оправданием, и Господь сразу бы их определил в братию; не долго думая, пришли к решению уподобиться Христу и для каждого стать и слугою и рабом, претерпеть унижения, страдания мытьем и чисткой отхожих мест по всему монастырю. И поскольку они в духовных вопросах были людьми весьма сведущими, то понимали, что без благословения к такому делу приступать нельзя.
Дело большое, а значит, и старец тоже выбран был «крупный», не больше не меньше — братский духовник схиигумен о. Илий. Они к нему, а он от них, целую охоту за ним устроили. Сам нёс послушание, как велено было, увижу где старца — должен был немедленно по телефону извещать, когда он пришёл и куда пошёл.
Ну, как говорится, сколько веревочки не виться, а старца они отловили. Давай, говорят, благословляй, а он виновато им так: «Не могу». Они в изумлении: «Как так?! Да мы любовь, да мы всем и каждому, да мы ради Христа Бога нашего!». А Батюшка потупил глаза в землю и говорит: «Да как же я могу вас благословить, когда вы тут же умрёте от гордости». Вот так старец в их чистых порывах и добрых делах разглядел большую гордость».
…Очерк этот посвящён не схиигумену Илию, но тем делам, которые через него творит Господь. Тем людям, что жили и живут для вечности вместе с ним — в Псково Печерской обители и на Афоне, в Оптиной пустыне и многих других местах, ощущая аромат Святой Руси.
Старинная французская пословица гласит: «Каждый стареет так, как он жил». В этих словах заложен глубокий смысл. Священник и врач о. Валентин Жохов о зрелом христианине пишет: «Перед нами не старик, а старец, вызывающий благочестивые чувства».
Впрочем, похвалить монаха — то же самое, что бегущему подножку поставить. Пока живы, все подвизаются… Один из Святых Отцов так высказался на эту тему: «Перед самым сбором урожая град может уничтожить виноград, а праведник может согрешить. Поэтому не спеши ни к кому [приступать] с похвалами.
Из уст в уста передается такая история. Как то отца Илия спросили: «Батюшка, правда, что все оптинские отцы прозорливцы и чудотворцы?». На это он с улыбкой ответил: «Не знаю насчёт прозорливцев, а чудотворцы точно все».