Исторически этническое своеобразие сету, в отличие от прочих эстонцев, обусловлено преобладающим влиянием именно этих двух факторов — русской нации с её культурой и православия. Остальные эстонцы испытывали при своём формировании в качестве нации, кроме русского, также немецко-шведское и протестантско-католическое влияния.
Поскольку каждая нация в своём движении от народности к нации проходит путь исторического становления, то на этом пути сам переходный этап развития народности в том или ином направлении можно определить как момент, точку бифуркации («разветвления»), когда вектор движения в сторону определённого этноса или нации может быть предопределён также воздействием извне, подобно маятнику, покидающему точку равновесия. Таковы, например, противоречия современной Украины, отдельные этнические составляющие которой устремлены к разным полюсам становления: с одной стороны — прокатолический запад, исторически ориентированный на орбиту великопольского влияния, а с другой — православный восток, устремлённый к великой России.
Подобные народности и этносы, колеблющиеся в своём историческом становлении между разными орбитами влияния, можно для наглядности именовать своего рода историческими «этническими болванками», поскольку весь смысл их геополитического существования заключается только в одном — послужить материалом для становления какой-либо нации. Яркий пример в данном отношении дают, например, современные сербы, боснийцы и хорваты (здесь данный процесс фактически уже завершён — один исходный этнос, разные нации). При этом борьба между подобными этническими образованиями может приобретать весьма ожесточённый и болезненный характер именно по той причине, что для становления в качестве отличных друг другу им необходимо как можно ярче подчеркивать и культивировать свои малейшие отличия. Например, чтобы доказать, что белорус или малоросс — «нерусские», надо приложить гораздо больше усилий, чем это понадобилось бы, например, немцу или французу, которым и доказывать это особого смысла нет.
Приходится таким «этническим болванкам» заниматься подобным ещё и потому, что на современном Западе, как известно, всех подряд — малороссов, белорусов, прибалтов, узбеков, кавказцев и молдаван часто просто именуют «русскими». Вот и пытаются они затрачивать огромные усилия, чтобы доказать противоположное. А надо ли? Не лучше было бы, как призывал классик, «в единою семью соединясь», жить в составе великой русской нации и её великой мировой имперской культуры, пытаясь, стать русскими в качестве жизненного смысла и идеала своего исторического существования и вытравливая из себя, перефразируя известное изречение, «нерусскость по капле».
У русского человека, как и у всякого другого, могут быть недостатки, но он должен стремиться к лучшему, к идеалу своей нации, когда «всё в человеке прекрасно». Даже Пушкин, который, по словам Достоевского, явил гармоничный образ русского, каковым он должен стать через двести лет, не был лишён отдельных человеческих и этнических недостатков. Часто даже подчёркивают, что он был негритянского (или даже иудео-негритянского) происхождения. Но разве недостатки составляют смысл его творчества? Нет! Именно вопреки этим и конкретному недостатку происхождения Пушкин стал Пушкиным — гением русской нации, её идеальным образом всемирно-исторического значения.
По своему первоначальному воспитанию и происхождению он был весьма далёк от русскости и русской культуры. Как известно, в детские годы он даже не знал русского языка (говорил и долгое время даже стихи писал по-французски). Русскому он впервые обучился только от своей няни да в девичьей, а потом приобщился к подлинной русскости у нас, на Псковской земле, в Михайловском. Таким образом, русский национальный гений потому и стал таковым, что всю жизнь «вытравливал из себя по капле», привитую ему от рождения нерусскость. В этом его гениальность, его подвиг, образец и непреходящее значение для русской культуры.
Вот и прочие, неопределившиеся народности и отдельные личности, на историческом пространстве России от «финских хладных скал, до пламенной Колхиды», включая Аляску и Калифорнию (форт Росс), также должны стремиться стать русскими в качестве идеала и смысла своего существования. Ведь всё равно за пределами русской имперской нации, которая даёт всем право на свободу и развитие собственной культуры, в лоне великой русской мировой культуры, им предстоит оказаться в составе другого имперского этноса и его культуры в качестве переходного исторического материала. Например, в составе китайского, западноевропейского, тюркского или американского. Выбора и самостоятельной исторической перспективы у таких «этнических болванок» нет.
Но за право заточить эти этнические заготовки под свою культуру и свой этнос идёт непрестанная борьба между соперничающими нациями. Вот почему поляки до сих пор не забыли о своей великой Польше «от моря и до моря», пытаясь на этой основе вобрать в себя отдельные части Белоруссии и Украины. Немцы, шведы и финны мечтают о Прибалтике. Что касается последних — финнов — то они грезят о создании Великой Финно-Угории, от Урала на Востоке, до (через Поволжье и Карелию) Эстонии и Венгрии на Западе.
В свою очередь, в этом процессе через различные западные финансовые фонды участвует и Эстония вместе с российскими и местными псковскими «доброхотами». Первая цель, естественно, заточить этническую болванку сету под эстонцев, а затем, раскрутив маховик эстонизации, вовлечь в его орбиту и часть русских (уже, например, получивших или получающих эстонские паспорта в Печорском районе Псковской области).
Поскольку сету представляют собой переходный тип между русскими и эстонцами (как ранее чудь, мещера, меря), то сейчас вопрос стоит в исторической перспективе только так — превратятся сету в эстонцев или станут русскими. Все уже привыкли к данному раскладу. Масса книжных изданий, альбомов, фильмов, интернет-сайтов, музеев уже посвящена «сохранению культуры сету» в русском среде. Средства затрачены немалые. А там где деньги, там, как всегда, возникает классический вопрос — кому это выгодно? Ответ ясен… Недавно вожди сету в Эстонии публично заявили о претензиях на присоединение земель псковских сету к Эстонии. Обратного (о присоединении эстонских сету к псковским) заявлено не было. Вот вам и результат «сохранения культуры» — реальная политика.
При этом для самих сету ясно, что их своеобразие как народности может сохраниться только в русской среде, на полюсе этно-культурного напряжения между Россией и Эстонией. Без этого они просто угаснут и растворятся среди эстонцев. То есть угроза для существования сету, как ни странно, не русские, благодаря влиянию которых они исторически и появились, а «заботливые» соседи эстонцы.
Почему эстонцы проявляют такую настойчивую заботу о своих собратьях сету? Именно потому, что они осознают, что само существование и распространение русифицированной разновидности православных эстонцев — сету, это один из исторических путей русификации эстонцев. Вот поэтому они, в отличие от русских, и заинтересованы, в первую очередь, чтобы окончательно и бесповоротно «обэстонить» сету.
С точки зрения эстонцев — это понятно. Кто же не заботится о своей нации? К ним никаких вопросов и упрёков нет. Но здесь, на данном примере, непонятно другое — почему в качестве ответной и превентивной меры не ставится вопрос об обратном движении со стороны России, в сторону русификации эстонцев через их уподобление сету («сетунизация эстонцев»)? В этом отношении Россия должна заботиться о сету не как о музейном экспонате, что нам сейчас усиленно навязывают, а как о исторической разновидности модели русификации, в данном случае эстонцев. При этом условии — сету не «недостаточный эстонец», а, наоборот — высшая стадия развития эстонского этноса в лоне становления общей великой русской мировой имперской культуры. Сету — идеал развития эстонца, к достижению которого он должен стремиться.
На данном примере видно, что в этнической и культурной борьбе русским необходимо действовать активно, наступательно, не терять приобретённых предками позиций (в том же деле русификации эстонцев через сету). В противном случае, сету станут моделью эстонизации русских на части территории Псковской земли. Третьего не дано. Исходя из этих соображений, мы и провозглашаем вынесенный в заголовок статьи тезис: сету — высшая стадия и исторический смысл развития эстонского этноса.
Данная модель может и должна быть рассмотрена по отношению к другим подобным примерам взаимодействия русского имперского этноса с ещё неопределившимися исторически этническими заготовками («болванками»). К таковым относится, например, вопрос приднестровский, белорусский, украинский, прибалтийский… но это не входит в задачу данной статьи.
Нам важно было на примере сету показать именно модель, схему, логику исторического существования подобных систем «этнических болванок», а также возможные варианты их развития и использования в реальной современной этнической и политической борьбе.
Д. В. Беляев — псковский краевед, журналист, собиратель древностей сету